Вот и подъехал.

Вместо того, чтобы дать деру, я перестал закрывать ворота. Тяжело вздохнул, за пределы лагеря вышел. Прежде обернулся на своих парней, чешущих к административному зданию. Может, по-хорошему, следовало пацанов попросить в этом деле, скажем так, поучаствовать. Чтобы проще было диалог установить. Народ то в команде у меня бывалый подобрался, во всяких заварушках парням приходилось участвовать, считай на улице росли, пусть и в стенах детдома… Но нет. Звать Пашу, Мишу и других ребят, я все же не стал. Сам кашу заварил, мне и расхлебывать без посторонней помощи. А парни пусть идут отдыхать, они после матча тяжелого заслужили. Да и не надо их сюда вмешивать — у Пашки условка, другие на ленточки ходят. На фиг. Не буду я рисковать.

С этими мыслями, я встал посереди дороги, как бы перегораживая проезд. Упер руки в боки, давая определенно понять этим боевикам на тачках, что вот он я. Дальше, мои хорошие, ехать нет никакой необходимости. Поэтому останавливаемся, вылезаем, ну и пытаемся с меня спросить за своего балбеса дружка.

Первой перестала играть музыка, которая добавляла моменту некоторой эпичности. Когда перед воротами повисла тишина, я отчетливо чувствовал парящее в воздухе напряжение. Едва ли искры не летали. Выключать фары визитеры не стали, видимо темноты боялись. Ну а далее двери «девяток» чуть ли не синхронно открылись и из них высыпало десять тел. Я оценил соперников и пришел к выводу, что ребята крепкие подобрались. Не Николаи Валуевы, конечно, но вполне себе спортивные индивиды. Да уж, скучно тебе живётся видать, Иван Сергеевич, раз ты помимо футбола ещё и вот такими вещами занимаешься. Может им это… в футбол предложить сыграть на подсрачники?

Меня, понятное дело, заметили сразу. И видать решили малость напугать, взяв на понт. Открыли багажники «девяток» и стали вооружаться, прям как братки приехавшие на стрелу. Наружу из багажников весьма любопытные предметы явились. Кастеты, железные трубы… может думали, что я деру дам? Так облом, ребят, я не из того теста сделан. Можете меня бить убивать, но я останусь стоять на своем.

— Это он да, — виновник торжества тыкал пальцем, идентифицируя мою персону для одного из быков. — Вот этот.

Любовничек вооружаться не стал, прятался за спиной своих товарищей. Каждому свое, кто-то за юбку мамкину прячется, когда неплохо пристегнуть яйца и самому за свой базар гнилой ответить. Но яйца я видать этому кренделю в прошлый раз всмятку превратил, теперь пристегивать нечего.

— Слышь, мужики, у нас часы приема закрыты, — холодно сказал я, дождавшись, когда банда закончит вооружение. — Завтра приезжайте.

— Ты Иванов будешь? — спросил тот самый мужик, которому маменькин сыночек плакался.

Видать старший. Лет ему было — годиков двадцать пять исполнилось точно.

— Ну допустим, а ты с какой целью интересуешься, дядя? Сантехник?

— Чего? — нахмурился тот.

— Говорю, чего с трубой водопроводной пришел?

— Это он, это он, — кивал за спиной своей юбки любовничек. — Давай ему вмажем, че он пудрит мозги.

— Погоди, сейчас во всем разберёмся, — оборвал своего дружбана старший в гоп-компании.

Я терпеливо ждал, что будет дальше.

— Слышь, Иванов, тут про тебя люди говорят, — наконец, выдал главный абу-бандит.

— И? — я бровь приподнял, понимал конечно куда этот товарищ клонит, но решил немного под дурачка прикинуться.

— Че икаешь, правду говорят? — насупился он.

— Что правда то? Ты забыл вопрос задать. То, что я кашу овсяную люблю на завтрак? Так правда, — я пожал плечами, придурковато улыбаясь.

— Внатуре, значит ты тяжелый экземпляр, — хмыкнул мой собеседник.

— Ты вопрос задай, — посерьезнел я. — Может полегчаю. О чем разговор ведем никак не пойму.

— А… — понял куда я клоню ихний главный, головешку почесал, мысли формулировал. — Короче, люди говорят, что ты себя ведёшь неправильно и лезешь туда, куда не просят.

— Люди сами за себя говорить не могут? Или язык в одно место засунули? — парировал я. — Я ж не звоню ребятам спартаковцам в Люберцы, чтобы помогли вопрос решить. Один разбираюсь.

Я отчетливо видел, как лицо у моего собеседника изменилось, видать слова мои до него дошли. «Спартак» то не только футбольный есть. На секундочку — школа «Спартака» по боксу была примерно в двадцати минутах езды от «Колоска», в Люберцах. Мое имя и положение, которое я добился в спортивном обществе красно-белых, заставило мужика крепко задуматься над услышанными словами. Вдруг вправду мне ничего не стоит позвать на разборку боксеров?

— Колян, он тебе по ушам ездит, все ДСО расформировали еще в прошлом году… — попытался возразить любовничек. — Не осталось их больше в Советском Союзе.

— Хочешь проверим? — я пристально посмотрел на этого дурачка и только сейчас понял, что даже его имени не запомнил.

Как-то не запоминается люди, которые такие гнилые поступки совершают и еще пытаются свою правоту отстаивать.

— Что проверим то? — прищурился мой собеседник, которого как выяснилось звали Колян.

— Как что, Виталию Андреичу Островерхову пойдем позвоним. У него спросим, как он и его пару десятков мастеров спорта по боксу относятся к тому, что тренера команды детей-сирот какие-то ребята нехорошие прессуют? — я развел руки.

Островерхов, директор люберецкой школы бокса «Спартак» был известен мне по прошлой жизни. Мировой мужик, занимался реабилитацией и физическим воспитанием детдомовцев. Я, как тренер, даже был приглашен на открытие его ассоциации. Было дело, Виталию Андреичу руку жал. Понятное дело, что ни тогда, ни тем более сейчас Виталий Андреич меня не вспомнит. Но ребята, которые подъехали за горе-любовника впрягаться, явно были спортсмены (чем именно занимались, я правда еще не смекнул) и кто такой Островерхов знали хорошо. И насторожились, пытаясь понять — то ли я их на слабину пытаюсь проверить, то ли правду говорю. Но выяснять правду — дело крайне рискованное.

— Пацаны, Островерхова мой батя лично знает много лет, а батя мой сказал, что с этим козлом надобно делать!

Вот это было неожиданно. Я аж в кулак кашлянул. Не знаю, кто именно батя у этого козла (про то, что он из золотой молодежи — знаю), но его имя спортсменов как-то приободрило. Уверенности вселило что ли, было пошатнувшейся. Ну и вернуло обратно им прежний боевой настрой. То, что у меня с майором прокатило на днях, здесь не вышло. А больше в моем рукаве не имелось козырей, чтобы ход любовничка перебить. Придется как-то по другому изворачиваться, пути обходные искать.

— Слышь, короче, мы не Островерховым пришли разговаривать, — снова включил бычку главный. — Какого хрена ты к другим людям в отношения лезешь, если тебя не просят? Почему руки распускаешь?

Говоря эти слова, он бил по ладони руки кастетом, явно намекая, что не прочь пустить его в ход.

— А ваш дружок случайно не рассказывал, отчего получил? — ответил я, оглядывая собравшихся и предпринимая последнюю попытку углы сгладить. Может быть не такую эффективную, когда я про пацанов и Люберец сказал, но все же попытку. — Наверное, не просто так произошло то, что произошло. Еще мало получил. Уверен, если расскажет, вы его по голове не погладите. Расскажешь сам?

Я остановил взгляд на хахале Пупса.

— Что рассказывать, я к своей женщине сюда приехал… — окрысился тот. — Пацаны, давайте чего стоите, мочите! Пусть на коленях извиняется, но сначала взбучка!

Я понимал, что нахожусь не в самой выгодной позиции и провоцировать конфликт, когда я один, а этих лбов 10 — смысла нет совершенно никакого. Поэтому не стал реагировать на увлекательное предложение поставить меня на колени для извинений. Пусть помечтает. Хотелось верить, что товарищи этого балбеса не такие же тупорылые, как он сам и имеют хотя бы толику критического мышления. По пути этому я и пошел.

— Мужики, а по вашему как — на женщину нормально руку поднимать? Вот чиста любопытства ради, — продолжил я. — Вы если непонимание какое возникает, не знаю ужин там ваша вторая половинка не приготовила, сразу ее бьете?